Проблематика информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) и искусственного интеллекта (ИИ), несмотря на формально техническое преломление, в последние годы плотно вошла в политическую и гуманитарную повестку ООН. Значительную роль в этом сыграли принятые на саммите Всемирной организации в 2015 г. Цели устойчивого развития (ЦУР), представляющие собой список из 17 глобальных целей и 169 задач. Успешная реализация большинства из них связана с необходимостью консолидировать усилия человечества по перезапуску привычной, но стремительно устаревающей социально-экономической и политической формации общества в виде его технологически более совершенной цифровой версии.
Предполагается, что переход от третьей к четвертой промышленной революции (характеризуется развитием и массовым внедрением киберфизических систем в глобальное производство) позволит наработать и задействовать дополнительные резервы в целях стимулирования роста мировой экономики, повсеместной ликвидации бедности, снижения негативного воздействия человека на окружающую среду и т.д. Необходимой предпосылкой такой трансформации является внедрение во все ключевые сферы жизни общества принципиально новой технологической базы, способной ускорить эволюцию основных социально-экономических процессов, а также создать новые и повысить эффективность существующих производственных цепочек. Ведущая роль в этом отводится ИКТ и «умным» высокотехнологичным системам, использующим в своей работе ИИ или его отдельные компоненты.
Таким образом, в последние годы на площадке ООН и её профильных структур особое внимание уделяется темам, связанным с вопросами:
а) выработки неких общепризнанных «золотых» стандартов поведения в цифровой среде, а также этического и нормативного регулирования ИИ;
б) определения допустимых пределов развития и воздействия алгоритмических систем на человека;
в) выработки правоприменительной практики в сфере ИИ-ИКТ как на международном, так и на национальном уровнях в целях стимулирования экономического роста стран при должной защите прав человека.
Однако усиливающиеся на глобальном уровне тренды «цифрового разрыва» и фрагментации Интернета, которые объективно тормозят глобальную цифровую трансформацию (тот самый переход к четвёртой промышленной революции), вынудили Генерального Секретаря ООН А.Гутерреша инициировать в 2021 г. работу над Глобальным цифровым договором (Global Digital Compact, ГЦД). По замыслам, это международный документ призван зафиксировать общие принципы открытого, свободного и безопасного цифрового будущего для всех и каждого. Несмотря на слово «договор», ГЦД представляет собой универсальный инструмент «мягкого права», который нацелен на то, чтобы привести к общему знаменателю интересы всех акторов глобального цифрового взаимодействия (государств, бизнеса, технического сообщества, общественных организаций, да и обычных пользователей). Он должен очертить контуры будущей системы управления Интернетом и задать вектор развития ИИ-алгоритмов, как главных сквозных технологий цифровой трансформации, на основе принципов безопасности, равноправия и недискриминации в русле ЦУР.
Однако, как это часто бывает, изначальные ожидания от ГЦД разбились о реальные интересы крупного транснационального бизнеса (по факту, американских компаний-владельцев глобальных цифровых платформ, инфраструктуры связи и технологий ИИ). Частный сектор в рамках своей операционной деятельности совершенно не заинтересован в плотном контроле со стороны государств, правозащитников или каких-либо международных надзорных институтов.
Тем не менее, по итогам сбора и обработки в конце 2023 г. офисом Посланника Генсекретаря ООН по вопросам технологий предложений от широкого экспертного сообщества ребром встал вопрос о том, как в будущем документе учесть интересы и мнения всех заинтересованных сторон. К сожалению, первая редакция ГЦД (т.н. «нулевой проект», который появился в апреле 2024 г.) выявила неготовность ООН эффективно заниматься балансировкой и равным учётом интересов всех акторов глобального цифрового взаимодействия. В проекте документа явственно проступали контуры доминирующей роли транснационального бизнеса как в упорядочении глобального взаимодействия в «цифре», так и в процессе преодоления «цифрового разрыва» (по факту, декларировался привилегированный доступ на рынки развивающихся и беднейших стран). Текст содержал в себе набор намерений из серии «за всё хорошее», не предусматривая при этом рабочую схему достижения заявленных целей либо отдавая их реализацию на откуп частному сектору при некой координирующей роли государств.
В рамках подготовки консолидированного российского вклада в ГЦД в 2022 - 2023 годах Центр глобальной ИТ-кооперации провёл серию встреч и дискуссий с российским экспертным сообществом, по итогам которых были сформулированы наши субстантивные предложения. Ключевыми из них стали:
- ограничение монополии и подотчётность глобальных цифровых платформ и транснационального бизнеса (усиление роли государства в управлении Интернетом, информпотоками и развитии ИКТ);
- набор мер по защите детей в глобальном цифровом пространстве;
- безусловное уважение этнокультурных и национальных особенностей стран и народов в выборе пути цифровой трансформации или отказа от неё (предложение родилось в противовес «методичкам» западного бизнеса, стремящегося единообразно «отформатировать» процесс цифровой трансформации по всему миру исключительно по собственным лекалам и продвигать его под своим контролем).
К сожалению, эти предложения в проект ГЦД не вошли. А начавшиеся весной 2024 года в штаб-квартире ООН межправительственные консультации в целях финального согласования текста лишь подтвердили опасения, что документ будет написан под диктовку технологических гигантов в целях сохранения своего привилегированного положения.
Итоговый текст ГЦД должен быть вынесен на утверждение стран-членов ООН на Саммите будущего, который пройдет в Нью-Йорке в сентябре с.г. Исходя из предыдущей практики и логики работы над документом, можно предположить, что принципиально важные для России положения мы в нём вряд ли увидим. И в этом случае целесообразность присоединения к ГЦД на данном этапе вызывает вполне обоснованные сомнения.
